Два вида морского змея по Олафу (1872)

      Как видим, д-р Карлисль нападает на слабые места то той, то другой гипотезы присутствовавших сторонников морского змея.

      Перескакивая с одного на другое, английский биолог вскоре запутался в противоречивых и сбивчивых аргументах, с трудом находя связь между ними.

      “Морской змей,— говорил он, например,— представляется животным с легочным дыханием, а не рыбой. Однако рыбаки никогда бы не перепутали китовую акулу или морского угря с морским змеем. Если змей дышит легкими, то это, скорее всего, рептилия. (Почему?) Но дышащие легкими животные не могут нырять глубоко: кашалот не погружается больше чем на 1200 м”. (Не правда ли, достаточно глубоко?) И, кроме того, что это доказывает? Короче, морской змей должен, по мнению д-ра Карлисля, жить на поверхности. Но тогда почему его не видели китобои, избороздившие все океаны, или профессиональные зоологи с океанографических судов, за исключением случая с “Валгаллой”. (Этого недостаточно?) Следующий аргумент: морского змея в основном встречали в спокойную погоду, которая в тропиках обычно туманная. (А в других местах?) Туман деформирует размеры, и небольшая морская змея длиной 45 см, находящаяся вблизи корабля, может показаться огромным морским змеем, плывущим вдалеке. (Кто в это может поверить?) Многие сообщения можно объяснить встречей с известным животным. Что касается нескольких случаев, указывающих на неизвестных животных, дышащих легкими и похожих на плезиозавров, д-р Карлисль хотел бы увидеть хотя бы его труп, чтобы поверить в его существование. И добавляет: “Нельзя доказать преступление, если нет мертвого тела жертвы”.

      Очевидная ложность и догматический характер аргументов д-ра Карлисля — характерный, впрочем, прием для многих очернителей морского змея — ярко проявляются в этой последней фразе. Она является искажающим смысл переводом латинского выражения corpus delicti. Нет никакой необходимости иметь мертвое тело морского змея, чтобы доказать его существование. Мы знаем, что есть доказательства трех видов: свидетельские показания, косвенные улики и вещественные доказательства. Если вещественные доказательства необходимы для установления факта совершения преступления, то самого тела для этого не требуется. То, что справедливо для Права, справедливо и для Естественной Истории.

      Можно только сожалеть, что великолепная радиопередача Мориса Брауна и Мартина Чисхолма заканчивалась почти пораженческим выступлением Джона Колмана, похвальная осторожность которого в данном случае кажется чрезмерной.

      “Я не могу,— говорил он,— поклясться на Библии, что верю в морского змея. Я в него верю, но я не могу поклясться, что знаю его существовании. Конечно, я считаю, что эти историй нельзя удовлетворительным образом объяснить ничем, кроме как действительными встречами с какими-то неизвестными крупными животными, Но это все, что мы имеем в качестве доказательств, нет никаких вещественных останков. Нам же нужна по крайней мере хотя бы одна-единственная кость. Думаю д-ра Свинтона удовлетворила бы и одна кость”.

      На самом деле вопрос не в том, чтобы доказать существование морского змея. Это уже давно сделано. Свидетелями, косвенными доказательствами и (для некоторых избранных счастливчиков) прямым наблюдением. Остается только определить еще неизвестную природу этих животных, своим появлением способствовавших рождению легенд. Здесь необходимо подчеркнуть, что находка одной кости или даже случайная поимка какого-нибудь крупного змееобразного разрешит только один аспект этой многообразной проблемы.

      Я бы закончил обмен мнениями, представленный слушателям Би-би-си проникновенным выступлением д-ра Дени Таккера, который поставил проблему морского змея в ту единственную плоскость, в которой ее и надо рассматривать, и надо было рассматривать всегда:

      “Использование слова “верить” к вопросу о морском змее меня всегда смущало,— говорил бывший заведующий секции рыб Британского музея,— оно привносит что-то напоминающее о религиозной вере, нечто, что невозможно проверить опытом. Оно означает, что человек может внезапно поверить в результате какого-нибудь акта обращения, как будто некая религиозность верования здесь уместна. Я не считаю, что можно рассматривать какую-нибудь научную проблему в мире с этих позиций.

      Если взять наши обычные учебники зоологии—большинство из нас по ним учились, и только потом мы стали к ним относиться с недоверием,— то мы найдем там множество утверждений, которые мы принимаем на веру, в том смысле, что их невозможно проверить личным наблюдением. В случае морского змея мы имеем дело с людьми с большим опытом в наблюдении различных объектов в море и видевших нечто 4 отличающееся от всего прежде встречавшегося и превышающее их знания. Они описывают его очень детально, и часто это были независимые свидетельства с 4 очень высокой степенью совпадения. Думаю, мы должны относиться к этим сообщениям точно так же, как к утверждениям из наших учебников. Мы должны, если надо, смотреть на них скептически, должны искать дополнительные доказательства, но не можем отбрасывать их как моряцкие байки, не заслуживающие доверия, или что-нибудь подобное”.

      Нечего добавить к этим словам человека, глубока изучившего проблему морского змея и защищавшего свою точку зрения с горячностью, может быть, немного чрезмерной, но понятной.

К оглавлению

Посмотрим на рыб!

Реклама.