Двадцать седьмого июня следующего года
профессор А. Жиар, член института, зачел рапорт
командира Л'Уосста перед Академией наук. “Le Temps”
в своем выпуске на следующий же день уделило
этому памятному собранию много внимания и даже
воспользовалось случаем опубликовать интервью,
данное отважным профессором, в котором он, среди
прочего, объявлял:
“Итак, вполне позволительно предположить, что
морской змей принадлежит к одному из отрядов,
которые мы считали полностью вымершими, например
мозозавров или ихтиозавров”.
Напомнив о случае с окапи, прежде считавшимся
исчезнувшим, а совсем недавно найденным живьем в
лесах Конго, он ставит такой вопрос:
“Почему таким же образом не может найтись
живой мозозавр или ихтиозавр, которые, если они
до сих пор существуют, выжили лишь в тайных
глубинах морей и являлись на поверхность в
редких случаях и случайно?”
Идея столь радующего душу выживания зверей с
легочным дыханием в морских глубинах тут же
вызвала справедливую критику. На самом же деле
гипотеза, по которой дракон бухты Алонг может
оказаться дотянувшим до настоящего времени
мозозавром, основана на исключительно веских
доводах благодаря изучению сохранившихся
останков ящера в Музее естественной истории
Парижа, проведенному по инициативе профессора
Леона Вайана. Говоря о животном, которого столь
часто видели французские моряки, он замечает:
“Его внешний вид не наводит на мысль о
китообразных, и шероховатая кожа кажется
покрытой скорее чешуей, чем волосами. Голова,
которую никто не смог разглядеть подробно, по
одним показаниям очевидцев, сравнима с тюленьей,
но только более вытянута, а по другим — с
черепашьей и держится на очень узкой шее, длина
которой варьируется от сорока до восьмидесяти
сантиметров, по различным оценкам. Животное
перемещалось извивами, обычно в вертикальном
плане, реже в горизонтальном. И одно явно
примечательно: животное испускало две струйки
распыленной воды из ноздрей, а не из верхней
части головы.
Эти особенности, как мне кажется, говорят
против млекопитающих, то есть той группы, к
которой был склонен приписать зверя Удеманс, и,
скорее, подтверждают, что мы имеем дело с
рептилией, весьма вероятно с питонообразной и
более или менее родственной мо-зозавру, который в
доисторические времена тоже представлял собой
морского змея”.
Эта версия заслуживает особого внимания, ибо,
по моему мнению, из всех крупных рептилий,
предложенных в качестве прототипов для
некоторых морских змеев, мозозавр, без сомнения,
один из самых правдоподобных кандидатов.
Мезозавры — это первые гигантские ящеры
мезозоя. Ведь еще в 1770 году их окаменелые останки
были обнаружены на берегах Мезы, давшей им имя.
Некоторые из них были огромной величины: обычно
она исчисляется в десять—пятнадцать метров.
Внешне они представляли собой громадных ящериц с
неким подобием ручищ вместо лап. Их глотка
поднималась до самого нёба, оснащенного
ужасающими крючковатыми зубами, и таким образом
они могли “зевать во весь рот до отвисания
челюсти” и заглатывать крупную добычу целиком,
совсем как змеи.
Одна анатомическая подробность мозозавров
заслуживает нашего особого интереса. Тогда как у
плезиозавров позвонки двуплоскостные (то есть по
обеим сторонам плоскость), что придавало их
туловищу и шее большую твердость, у мозозавров
они выпукло-вогнутые и поэтому могут вполне
свободно заходить один за другой. Двигая
суставами (по типу каленного), эти огромные ящеры,
без всякого сомнения, были способны совершать
змеиные движения, что позволяло им с легкостью
передвигаться простым извивом своего тела, без
помощи плавников. Впрочем, именно из-за этого
приспособления в некоторых классификациях им
присвоено наименование питономорфов, то есть
“змеевидных”.
Возможно, что мозозавровые имели на всем
позвоночнике или на его части что-то вроде
высокого плавника, мягкого и хрупкого, как у
некоторых угрей, или гребень с фестонами и
бахромой, как у тритонов или ящериц. Подобные
образования, очевидно, могли быть приняты на
первый взгляд за “горбы”, за “хвостовой
плавник” или за “гребень в виде зубцов пилы”,
столь часто приписываемый разным морским змеям.
Мало того, факт выживания мозозавровых вплоть
до нашей эпохи гораздо более вероятен, чем
плезиозавров. Они на самом деле принадлежат к
более современной группе. Так, если семейство
зауроптерикиев, к которому относятся
плезиозавры, исчезло уже где-то между триасовым и
меловым периодами, то семейство мозозавридов,
как кажется, только-только возникло в меловом.
Впрочем, мозозавры и не принадлежат к совсем
вымершему отряду, как ихтиозавры, плезиозавры и
динозавры, которые, вероятно, зачахли по
анатомическим или физиологическим причинам.
Мозозавров относят — и с совершенным
единодушием — к разряду завриев, туда же, где
находятся нынешние ящерицы и змеи. В некоторых
недавних классификациях они даже включены,
вместе с варанами, лантанотидами (одна
таинственная ящерка с Борнео) и хелодерматидами
(хелодермы), в одно подсемейство вараноидов. По
своей анатомии мозозавры и вправду чрезвычайно
близки к варанам: о них можно говорить как о
варанах, адаптировавшихся к воде. Знаменитые
драконы Комо-до, которые частенько достигают
трех метров в длину, дожили до наших дней
благодаря изоляции на некоторых из Зондских
островов, где они никогда не встречали ни
конкуренции, ни естественных врагов. Кое-кто
предполагает, что гигант всей этой группы
австралийский Varanus priscus, достигавший десяти
метров в длину, исчез уже в историческое время
вследствие вторжения на континент людей и их
спутников. Наконец, существует устойчивый слух,
изначально возникший на Новой Гвинее, что до сих
пор жив в “затерянном мире” некий варан больше
шести метров длиной, в чем нет ничего
невероятного. Почему же не могли выжить в океанах
водные вараны, то есть мозозавры?
Вот что весьма благоразумно сказал по этому
поводу Хайатт Веррилл: “Океаны не так уж и
изменились со времен начала мира, разве только
уменьшились в размерах и испытали некоторое
количество перепадов температуры. Конечно же, в
глубинах всегда остается одна постоянная
температура, около нуля; и нет никаких достаточно
веских доводов предполагать, что она когда-то
была другой, и то же можно сказать и о созданиях,
проживавших в великих глубинах в далеком
прошлом,— нет никаких оснований считать, что не
осталось их потомков или близких' родственников,
существующих и сегодня в тех же местах”.
И кстати, всегда ли водные ящеры держатся около
поверхности? Только потому, что они должны часто
всплывать подышать, и из любви к теплой воде? Или
потому, что не созданы для глубин? Вовсе нет. И
даже есть серьезные основания предполагать
противоположное, по крайней мере в случае с
мозозавриями. Их четырехугольные кости так
огромны и устроены таким образом (можно найти
точно такое же устройство у кашалотов), что
способны выносить поразительное давление
бездны. Огромные китообразные, как известно,
могут погружаться по меньшей мере на тысячу
метров.
Следовательно, вполне вероятно, что и мозозавры
должны были иметь столь же видимое дыхание, что у
этих гигантских кашалотов. Мы на самом деле
знаем, что внешне это дыхание выглядит как
беловатая струя или, точнее, облачко и
объясняется резким разложением легочного
воздуха, попавшего в глубинах под жесточайшее
давление. Все это тем более соответствует тому,
что мы знаем о таинственном звере из бухты Алонг.
Тем не менее стоит признаться, что у мозозавра
отсутствовали некоторые части, важные для
идентификации морского змея, по крайней мере для
“морского змея с шеей в виде ручки зонтика”. У
самого ящера шея была относительно короткой и
такой же толстой, как тело и голова у морского
угря. Кроме того, его голова совсем не была такой
крошечной, как у мегофиаса Удеманса: она была
удлиненной, как у крокодила.
На это можно ответить, что нужно быть очень
самонадеянным, чтобы считать, будто мы знаем все
до одной формы или, во всяком случае основные
формы. Каждый год приносит все новые открытия
окаменелостей, и подчас совершенно неожиданные,
которые требуют постоянной переработки
установленный классификаций или принятых
критериев. Так, может, следует все-таки признать,
что не все плезиозавровые обладали маленькой
змеиной головой на длинной шее жирафа, как
собственно плезиозавры и эласмозавры? Некоторые,
как кронозавры и брахаузениусы, напротив, имели
относительно короткую шею и огромную крокодилью
голову, сравнимые, скорее, с головой и шеей
мозозавра. А раз существуют плезиозавровые с
головой и шеей мозозавра, то почему не может быть
мозозаврового с головой и шеей плезиозавра?
Во всяком случае, можно прибавить, что гипотеза,
предложенная профессором Байяном, основана
прежде всего на наблюдениях “драконов” бухты
Алонг, которым длинной шеи. Это все так, но ведь
существуют и описания этих “драконов” как более
классических морских змеев, основная черта
которых совершенно не подходит для рептилий: это
их волнообразные движения принципиально в
вертикальном плане. А у мозозавров (а также и у
плезиозавров) вся анатомия базируется на
перемещениях посредством волнообразных извивов
в горизонтальном плане.
И еще эта чешуя, которую некоторые наблюдатели
приписывали индонезийским чудовищам... На это
возражение мы уже достаточно пространно
отвечали в предыдущих главах. В 1904 году Шарль
Перес выдвинул его впервые в таком виде, в каком
оно существует сейчас, в “Revue des Idees”: “Даже
наличие кожи, по виду чешуйчатой, недостаточно
для категорического утверждения в пользу
ящерной природы”. Напомнив, что “кожная броня
была характерной чертой первобытных
китообразных и что мы сегодня присутствуем при
последних стадиях ее исчезновения”, Перес
замечает весьма разумно:
“Согласно идеям Долло и Абеля, эти
экзоскелетные образования развиваются под
воздействием жизни в прибрежных водах, и их
исчезновение связано с внешней адаптацией к
действительно морской жизни. Следовательно, этой
черте нельзя придавать решающего значения.
Ихтиозавр, хотя и ящер, но имел гладкую кожу, а
животное из бухты Алонг могло обладать спинными
чешуйками и быть не более чем млекопитающим”.
Одним словом, если до наших дней дожили
мозозавры, то не будет ничего столь уж
удивительного в том, что он окажется совсем
другим неизвестным науке монстром, скажем
морским змеем, которого описывали как огромного
крокодила с плавательными лопастями, или лапами.
Мы уже говорили выше, что речь может идти, в
частности, и о некоем зажившемся на планете типе
крокодилов исключительно морской среды
обитания, из группы талаттозухиев, но, учитывая
еще более совершенную адаптацию мозозавров к
морской жизни вплоть до достаточно удаленных
глубин, гораздо правдоподобнее предположить, что
именно эту группу следует сближать с
таинственным морским змеем с внешностью
крокодила!
Но монстры этого типа, кажется, совсем не
наблюдались французами, и встречи с ними никак не
комментировались французскими натуралистами.
Следовательно, ничего нет удивительного в том,
что перед первой мировой войной научное мнение
во Франции благоволило, скорее, к гипотезе о
морском змее — млекопитающем Удеманса, которая,
в прочем и по сей день собирает в этой стране
большинство голосов.